Администрация Тогучинского района Новосибирской области

Железная дорога

Мы, тогучинцы, не мыслим своей жизни без железной дороги. Принимаем как должное возможность семь раз в течение суток уехать в Новосибирск. Утром уехать в город, сделать там массу дел и вернуться к ночи домой. Обычным стало и то, что мы  в Тогучине входим в пассажирский поезд, а через двое с небольшим суток выходим  из вагона на Казанском вокзале в Москве.

А ведь 46 лет тому назад даже и речи не было о нашей железной дороге. Чтобы добраться до Новосибирска, тогучинцы ехали или шли на станцию Болотное или Арлюк. Там дожидались пассажирского поезда, порою целые сутки ждали. Еще до коллективизации тогучинцы ездили в Болотное на базар. Базары там устраивались по субботам. В пятницу до зари отправлялся в путь хозяин со своей поклажей. В Долгово кормил лошадь и сам пил чай. Долговцы гостеприимно встречали заезжих, заранее готовили чай и кое-что покрепче для любителей такого. К вечеру мужик прибывал в Болотное, останавливался на ночлег, чтобы назавтра быть на базаре. Продать муку, зерно или мясо. Почту тоже возили из Болотного на тройке с колокольчиками.

Трудно было тогучинцам без своей железной дороги. Но не только о них думали в нашем правительстве в Центральном Комитете ВКБ (б), когда намечали великий план первой пятилетки. Там думали о судьбе всей Советской страны, имея в виду и военную опасность нападения на нашу Родину с запада. Решалась задача создания индустриальных центров в Сибири.

В 1929 году близ города Кузнецка на левом берегу Томи был заложен металлургический комбинат и новый город для металлургов – Сталинск. Возникла необходимость соединения кузбасского угля с уральской рудой более прямой и дееспособной железнодорожной магистралью, которая бы прошла от Новосибирска прямо на Кузбасс. Для этой линии планировалась постройка нового железнодорожного моста через Обь.

В 1929 году в Тогучин пришли изыскатели. Они поведали о том, что у нас, у самой Ини, пройдет линия железной дороги. С большой радостью приняли  тогучинцы эту весть. Ребятишки даже хвастались своим сверстникам, прибывающим из других деревень: «У нас будет железная дорога. Во!» В Тогучине, начиная примерно от теперешнего угольного склада до речки Кудельки, был сплошной березовый лес. Кое - где  попадалась сосна. Стеною над Иней стояли белые березы, стройные, высокие. И вот пришли люди с пилами, топорами, начали валить лес, делать просеку для полотна железной дороги. Жаль нам было красивого леса и радостно было, что здесь пролягут стальные рельсы новой дороги. Потом появились инженеры. Они поставили вешки с отметками высоты насыпей и глубины выемок.

Штаб строителей (контора) расположился в доме бывшего купца Балаганского Андрея Николаевича. Начальником стройки был инженер Пепеляев – высокий чернявый молодой человек, очень подвижный, энергичный.  Начальником тогучинского второго участка – инженер Фойт Петр Акимович – пожилой, низкого роста, седой, солидный и важный. Знал хорошо свое дело и вел себя гордо, с достоинством.

На стройке не было ни автомобилей, ни тракторов, ни землеройных машин. Насыпи и выемки нашей дороги сделаны простой лопатой грабаря. Так называли людей, выполнявших земляные работы. Название это идет от слова грабарка – одноконная телега на деревянном ходу. На этой телеге устанавливался сбитый из теса ящик, сбоку или внизу ящика отверстие с задвижкой, через которое высыпалась земля. Чтобы выбрать кубометр грунта, надо было вывезти шесть грабарок. Причем иногда приходилось  подниматься с грузом на высоту до 20 метров, например на насыпи у речки Кудельки. Среди рабочих – грабарей развернулось социалистическое соревнование, много было ударников. Землекопы выбирали и погружали на грабарку до 15 кубометров грунта за смену (8 часов). Надо помнить, что это было трудное время для нашей страны. Существовала карточная система на продукты питания. Обувь и одежда, поступающие на стройку, не продавались свободно, а распределялись «треугольником», представителями от администрации, парткома и профкома. В первую очередь одежду и обувь получали (конечно, за деньги) ударники и те, кто особенно нуждался.

Грабари приехали к нам на своих лошадях с только что завершенной магистрали Турксиба. Они жили в землянках. На берегу Ини, в сторону Кудрина от Тогучина был их копай-городок.  Мы, молодежь, ходили к грабарям вечерами. Хотелось послушать интересные рассказы, песни под гармошку, посмотреть лихие пляски у костра. Это были веселые, сильные и справедливые люди. Тогучинцы, жители деревень, прилегающих к стойке, хотели  как можно скорее увидеть поезда своей дороги. Это желание привело на стройку многих колхозников, особенно молодежи нашего района. Большинство из них затем стало постоянными рабочими-железнодорожниками. Комсомольцы Тогучина каждое воскресенье выходили на строительство дороги. Выходили, как на праздник, с песнями, с флагом.

И вот насыпи поднялись над Иней, выемки прорезали горные выступы, что выходят к Ине с западной стороны от Тогучина. Началась укладка рельс. Шпалы и рельсы на полотно дороги укладывались одновременно с двух сторон: от Новосибирска и от станции Проектной, что неподалеку от Белова. Встреча этих строительных партий произошла на территории нашего района в сентябре 1931 года. В этом же месяце однажды объявили, что завтра в Тогучин придет первый паровоз. Помню, как мы встречали его. Сначала увидели дым, что стлался над западной выемкой, потом услышали характерный шум металла, дыхание нашего паровоза. Раздался звонкий и веселый гудок, первый паровозный гудок в наших краях. И вот он, блестящий и черномазый, как нам тогда показалось, очень большой, шел навстречу людям, что стояли у линии. Тогучинцы кричали: «Ура», «Даешь», бросали вверх картузы и кепки. Был митинг.

В 1932 году по линии началось рабочее движение, но до настоящей дороги было еще очень далеко. Я помню одну поездку на рабочем поезде в Завьяловский совхоз летом 1932 года. Выехали из Тогучина утром. Погода была ненастной, дождь лил накануне несколько дней подряд. Пассажиры говорили: «Наверное, размыло дорогу. Не доедем скоро». И недаром говорили. Где-то за станцией Девино вагон дрогнул, покачнулся, поезд остановился. «Вагон сошел с рельса», - спокойно говорили те, которые ехали не впервые по нашей дороге. Потом поднимали вагон домкратом, ставили на рельс. На это уходило не менее часа. Таких остановок до Курундуса было четыре. Подъезжая к Завьяловской горке,  поезд остановился перед выемкой, по стенам которой висели каменные глыбы. Все пассажиры вышли из вагонов, оставив там свои вещи. Пошли по горке пешком, наблюдали, как внизу в выемке шел поезд с нашими вещами. За выемкой поезд остановился, мы уселись и поехали дальше. К вечеру были в Курундусе. Такие «пассажирские» поезда ходили два раза в неделю. В 1934 году по нашей дороге началось регулярное движение товарных и пассажирских поездов. Однако пассажирский поезд Новокузнецк – Инская ходил один раз в сутки.

Для вокзала вначале был приспособлен небольшой насыпной домик. Здание нового вокзала строилось до 1938 года. И вот оно встало над Иней, белое, красивое. Самое большое здание в тогдашнем Тогучине. Наш вокзал…  Место встреч и расставаний тогучинцев. Отсюда мы уезжали защищать Родину в годы Великой Отечественной войны. Сюда мы вернулись после победы. Не все вернулись. Многие наши земляки, которые строили дорогу, мечтали о хорошей жизни в Тогучине, не увидели больше нашего вокзала. Они остались  на полях Украины, Белоруссии, лежат в польской, немецкой земле. Отдали свою жизнь, чтобы мы могли здесь, в Тогучине, совершенствовать нашу дорогу, создавать свое счастье… Наша дорога сыграла огромную роль в разгроме врага в годы войны. Четыре года беспрерывно днем и ночью по ней шли эшелоны с углем и металлом на военные заводы Сибири и Урала.

В 1959 году начались работы по электрификации дроги, устанавливались опоры, производился монтаж линии электропередачи. А в 1961 году осенью в октябре в Тогучин пришла первая электричка. Пришла по-будничному, как что-то обычное, само собой разумеющееся.

 

Соцгородок

Соцгородок в бору. Так, в тридцатые годы называли центр Тогучина. Кто и когда начал строить этот городок? Где тот дом, который поставлен здесь первым?

Еще в 1929 году на месте этого городка красовался сосновый бор. Лес подходил вплотную к маленьким озерам, что зеркалом разбросаны по лугам у Ини. У самого бора начиналась и тянулась в сторону Тогучинки одной беспорядочной улицей Старая деревня. На месте теперешней Ленинской улицы. Через деревню шла проселочная дорога с поселка Инского в село Гутово. Это была трудная и грязная дорога. В ненастье в бору на дороге появлялись целые ямы, наполненные грязью, даже у деревни колеса вязли в колею по самые трубицы. Сколько было поломано телег, сколько крепких слов было отпущено мужиками, когда они вытягивали из грязи свои повозки! Вместе с тем это была красивая, чудная дорога. Любо было по ней проезжать в солнечный денек и  подъезжать к Тогучину.  Справа стеной стояли стройные бронзовые сосны, слева солнышко попеременно играло то в одном, то в другом озере, что разбросаны по зеленому лугу. Из бора веяло прохладой, тянуло земляникой. Теперь говорят, что сторонка эта была дикой. Какой чистый был здесь воздух! Дышишь, бывало, что мед пьешь. Как чудно окаймлялись  берега Ини зарослями лозы! Сколько рыбы водилось в Ине и озерах! Сколько ягод и грибов в лесу, на полях и лугах!

Тогучинцы создали в этой дикой сторонке новый городок. Возвели большие красивые здания. Однако многое хорошее не сумели сохранить: и зелень первозданную, чистоту воздуха, рыбу в реке. А могли бы, много могли бы, если больше уделяли этому внимания. Берегли бы каждое дерево, больше заботились бы о наших реках и озерах.

Итак, дорога шла через старую Деревню в Гутово. В Гутово издавна была волость. Хотя еще в 1916 году она называлась Кайлинской. Видно, когда-то была переведена сюда из Кайлов. Затем долгое время  Гутово было районным селом. В 1929 году было решено перевести районный центр в село Вассино. Очевидно, делалось это в связи с ликвидацией округов и укрупнением районов. Вассино стало центром огромного района, что раскинулся от Мостов на юге до Асановки на севере, от Усть-Каменки на западе до Колтырака на востоке. Однако лишь два года было Вассино нашей «столицей».

Железную дорогу через Вассино не повели, как это предполагалось ранее. Говорят, что степная местность отпугнула тех, кто определял, где быть дороге. Посчитали, что нечем будет «поить» паровозы. От Новосибирска до Тогучина дорогу проложили по берегу Ини. В Тогучине  была запланирована большая железнодорожная станция. Сюда решили перевести и районный центр. На правом берегу Ини в начале бора определено было построить здания для районных учреждений, дома для работников райисполкома, создать новый городок в бору. Летом 1930 года для организации строительных работ из Вассино в Тогучин  приехал член президиума райисполкома Евтушенко Дмитрий Ефимович. Он вспоминает: «..До 1930 года там, в бору, было тихо и спокойно. И все это вдруг нарушилось. Приехали мы в Тогучин с председателем Вассинского райисполкома товарищем Архиповым. Решили начать строить соцгородок вот именно на конце бора. Тогда я поработал, как говорят, от всего сердца. Крепко мне помогали председатель РИКа и секретарь райкома партии товарищ Селихов».

В начале бора, на месте теперешней Садовой улицы, строители прорубили просеку. Из поваленных деревьев направо от просеки среди могучих сосен стали возводить дома. Первый дом был построен в начале просеки. Он теперь стоит на Театральном переулке (№ 5), у нового здания городского Совета. В этом двухквартирном доме затем жили со своими семьями председатель райисполкома Архипов и районный прокурор Акулов.

Под райисполкомом сооружали временное здание из домов, экспроприированных у кулаков и привезенных сюда из деревень района. Постоянное же здание было построено лишь в 1934 году. В нем теперь располагается вечерняя школа и школа механизаторов. В эти годы были возведены также двухэтажное здание для почты, средней школы, дом колхозника (теперешняя поликлиника).

В конце июня 1931 года, когда строительство городка было в полном разгаре, районные организации начали переезд в Тогучин. Автомашин в районе почти не было. Ехали райисполкомовцы на телегах, нагруженных до самого небе столами, стульями и прочим канцелярским добром. Обоз переезжающих, что спускался к маленькому мостику ( в конце теперешней Колхозной улицы), напоминал цыганский табор в пути. Райисполком со всеми своими отделами временно расположился в здании школы колхозной молодежи (теперешний детский дом по улице Школьной). К началу занятий в школе риковцы перебрались в свое здание временное, в котором жили три года. В этом здании затем до наших дней была аптека.

А между тем полным ходом шло строительство железной дороги. Любопытная деталь. На 124 километре от Новосибирска планировалась крупная железнодорожная станция. Стали думать дорожники, как назвать эту станцию, какое имя ей дать. Заметили, что неподалеку протекает речка Куделя. И решили: быть станции Куделей. Так и записали в свои железнодорожные документы, внесли в книгу, в которой значатся все станции Советского Союза. Узнав об этом, районное начальство встало на дыбы. Как же это так? Районный центр называется Тогучином, а станция при нем будет Куделей! Секретарь райкома партии Селихов послал бумагу в Комиссариат путей сообщения. Там поняли возмущение и просьбу тогучинцев, назвали станцию Тогучином. Внесли должные исправления в казенные книги.

Временное здание вокзала, небольшой насыпной домик, стоял на берегу Ини против городка, что строился в бору. Его назвали так – Соцгородок в бору, чтобы отличить от других поселков Тогучина. А их в это время было немало. За Тогучинкой – Тогучин Второй, за Иней – Тогучин Первый, на месте теперешней Ленинской улицы – Старая Деревня. Кроме этого, строился железнодорожный поселок в районе станции. Возводились двухэтажные стандартные дома, которые и теперь верно служат путейцам.

Улицы в Тогучине не имели названий. Поэтому в адресе обязательно указывался поселок. Например, на конверте письма в редакцию значилось: «Запсибкрай, станция Тогучин, Соцгородок в бору, Редакция газеты «Социалистическая стройка»

Улица соцгородка была почти односторонней. Когда идешь, бывало, от Ини, то направо замечаешь двухэтажное здание клуба, затем вглубь бора уходил ряд двухквартирных домиков, потом возвышалось двухэтажное здание почты, а за ним – райисполком. Против райисполкома через улицу – городской сад. Потому и улицу впоследствии назвали Садовой. В горсаду была летняя сцена, диваны, ларьки. Это было прекрасное место для отдыха тогучинцев и тех, кто приезжал из сел и деревень. К сожалению, теперь у нас ничего подобного нет. Приезжему в Тогучин человеку негде присесть, собраться с мыслями, отдохнуть, прежде чем, скажем, пойти в учреждения, в магазины. А ведь и место пустует для такого садика. На углу Комсомольской и Киикской улиц. Против первой средней школы.

 

Деревянный мост

В июне 1933 года в Тогучин обещал приехать первый секретарь ВКП (б) Запсибкрайкома товарищ Эйхе. Его интересовал ход строительства районного городка, железной дороги. Он прибыл в Тогучин на дрезине вместе с начальником строительства дороги Пепеляевым. На вокзале их встретил член президиума райисполкома Евтушенко Д.Е. Он заранее приготовил для гостя пару добрых лошадей, запряженных в ходок. Имея  одну задумку, он спрятал коней за кустами у берега Ини. Приготовлена была и лодка. Однако находилась пока она на противоположном правом берегу. Перевозчик дежурил у ней. Евтушенко вспоминает: «Встретил я Эйхе с Пепеляевым на вокзале. Эйхе был мужчина, пожалуй, выше среднего роста, худощавый и чернявый. В кожанке. Мне показался он деловым и спокойным. Как положено, я представился и повел гостя к берегу Ини. Показываю за Иню и говорю: «Видите, какой городок мы строим в начале бора». А он и говорит: «Мне не только видеть, но и побывать там необходимо. Как вы туда добираетесь? Иню преодолеваете как?»

«Тут, товарищ секретарь» - отвечаю ему – есть два пути. По воде и суше. Километрах в трех находится мостик через Иню. Правда, примитивный мосточек. Коль пожелаете по суше ехать – буду вызывать лошадей. А если водный путь вас устроит – кликну перевозчика. Вон он у лодки стоит. Ждет сигнала».

Эйхе предпочел водный путь. В большой дощаник уселись Эйхе, его охранник, Евтушенко и перевозчик, конечно. Погода была хорошая. Солнышко серебром рассыпалось в воде. На середине реки, как было условлено ранее, Дмитрий Ефимович потихонечку толкнул в бок перевозчика. Тот понял, что надо делать. Ковырнул веслом водную глубь. Лодка покачнулась. Вода плеснула через край дощаника, окатила сапоги секретаря крайкома. «Аккуратнее, товарищ, - заметил охранник. – Чего доброго ты нас перетопишь». В это время Евтушенко высказал то, чего ради прятал лошадей, толкал в бок перевозчика.

«Вот так и маемся, товарищ секретарь.. Мост нам нужен в этом месте, настоящий..»

«Вижу и без вашей хитрости, что мост нужен - ответил Эйхе. – однако Запсибкрай это ж целая страна. Стройка идет огромная повсюду. Для вашего моста пока денег нет».

«А мы денег не просим, - замечает Евтушенко. – Дайте нам лишь бумагу. Постановление о том, чтобы построить мост в Тогучине через реку Иню. Будет такое решение – деньги сами найдем».

И такое решение за подписью секретаря Запсибкрйкома тов. Эйхе и председателя крайисполкома тов. Грядинского  тогучинцы получили. С этим документом они пошли на предприятия, в организации, пошли просить, требовать деньги на постройку моста через Иню. «Поступила директива – надо было ее выполнять, вспоминает Евтушенко. – Сначала пришли к строителям железной дороги. Те порядком грошей отвалили и сумели списать их на какие – то другие нужды. Лесхоз неплохо помог. С другими кое-что скубанули. Кто сколько мог, столько и давал, как умел, так и списывал отданные деньги».

Уже зимой 1933 – 34 года начали заготовку материалов. Лес возили из Коурака на лошадях. Специальным постановлением райисполкома колхозы обязывались выделить транспорт, лошадей и людей на стройку моста. Отработать определенное количество дней. Весной начали строительство.

Однако деньги есть деньги. Раз они частично ушли на стройку моста, то что-то другое осталось не сделанным. В районе многие предприятия не выполнили производственные планы за 1934 год. В связи с этим областное начальство дало нагоняй районным руководителям за самовольное и произвольное  расходование средств. Кое-кому влепило выговор. В «Советской Сибири» появилась статья «Тогучинский провал», где критиковалась «порочная» практика тогучинцев. Однако строительство моста было начато, шло полным ходом, и на следующий год стройка вошла в областной план. Были выделены необходимые средства, даны деньги. Так рисковали тогучинцы, делали доброе дело, не боясь ни критики, ни ответственности.

Надо назвать тех тогучинцев, которые строили деревянный мост через Иню. Балаганский Тихон Андронович (1909  г. р.), живет по улице Ленина. Он был простым плотником, затем мастером (десятником) и помощником прораба.

Семендилов Георгий Иосифович (1899 г.р.), живет по ул. Школьной. Он тоже был и десятником, а затем прорабом. От начала до конца стройки работал здесь известный тогучинский плотник, отменный рыбак Дворянидов Яков Федорович. Но его уже нет в живых. Общее руководство по строительству моста и города в бору было за Евтушенко Д.Е. К сожалению, мы не можем сейчас назвать других тогучинцев, что строили мост, строили соцгородок в бору. А они, несомненно, есть, живут в Тогучине или в селах района. Пусть же они, прочитав этот очерк, заявят о себе, напишут в редакцию нашей газеты. Ведь их труд влился в общее дело по созданию нашего города и не должен быть забыт.

Строительство моста было завершено к восемнадцатой годовщине Великого Октября, 7-му ноября 1935 года. Колонна железнодорожников шла на праздник в центр города по новому мосту.

Сорок лет служит тогучинцам деревянный мост через Иню. С каждым его работа становилась труднее, нагрузка тяжелее. В район поступали сложные и порою громоздкие машины, новая техника. Шли по моту не только комбайны, но гусеничные и колесные трактора с огромными шипами на колесах, что долбили настил моста.  Кряхтел, скрипел наш «старик», но продолжал верно служить людям. И против стихии природы устоял наш ветеран. Не раз Иня, взломав толстый лед, несла его к опорам моста, угрожая разрушить, сломать все на своем пути. Но люди на подступах к мосту рвали, крошили лед, и он мелкими кусками спокойно шел вниз по реке, к Новосибирску. Плотный настил на рабочей части моста и наличие стоков воды предохраняли опоры моста от сырости, разрушения. В этом один из секретов долговечности нашего моста. Уместно заметить, что если теперь мы не сделаем второго настила, если мост останется в том виде, в каком представлен после последнего ремонта, то через два года его опоры разрушатся. Будем надеяться, что тогучинцы примут меры, чтобы мост жил еще сорок лет.

Пять лет тому назад тогучинцы выстроили новый железобетонный мост через Иню. А деревянный тоже не пошел на отдых, на пенсию, он занял почетное место, стал пешеходным. Теперь его настил не трогают не только гусеницы трактора, но даже резиновое колесо мотоцикла. Только мягкий круг велосипеда ласково гладит нашего старика, да беспрерывно топают по нему подошвы валенок, сапог, ботинок, сандалий, а порою и голые пятки малышей.

Привокзальный мост стал местом встреч и расставаний тогучинцев. Здесь у перил парочки молодых людей, как мы сорок лет тому назад, встречают зарю над бором. Сюда приходят десятиклассники встречать восход солнца после вечера прощания со школой. Встречать солнце, встречать новый день в своей жизни. Да и всякому,  хорошо вечерком постоять у перил, любоваться курганами, что стоят вдали над Иней, а когда придут сумерки, наблюдать, как вспыхивают и гаснут золотые огни в нашей Ине. Особенно многолюдно на деревянном мосту в половодье, во время большой воды.

Как хорошо после шумного, суетливого дня, проведенного в Новосибирске, сойти с тогучинской электрички и спокойно, не оглядываясь, шагать по деревянному мосту навстречу родному городу.

Тогучинский вокзал

Наш вокзал. Место встреч и расставаний тогучинцев. Сюда семь раз в сутки приходят пригородные поезда из Новосибирска, два раза в день здесь следует пассажирский на Москву. Отсюда через каждые четыре часа отходят во все концы нашего района пассажирские автобусы.

Вспомните, земляки, самое дорогое в ваших минувших днях, оно непременно коснулось нашего вокзала, и самое горькое без него не обошлось.

Навсегда останется в памяти тогучинцев наш вокзал первых военных дней. И теперь помнят они, как там матери провожали своих сыновей, жены – мужей, сестры братьев, провожали в великий поход. Защищать Родину…   Вспомните же, товарищи, последние слова перед расставанием, последний взгляд дорогих нам людей, что не вернулись в Тогучин, не увидели больше белого вокзала, родимой речки Ини. Вспомните…  Это было на вокзале в годы войны.

Четыре года далеко на западе полыхала война. И четыре года, почти каждый день тогучинцы провожали на своем вокзале тех, кому пришло время защищать Родину. Были в эти годы на вокзале и встречи. Редкие встречи. Родные встречали тех, кто отвоевал, без руки, без ноги или, потеряв здоровье в окопах, возвращался в родной поселок.

Старушка из-за Тогучинки рассказывала мне: «На второй год войны, как раз перед Новым годом получила от сынка телеграмму. «Встречай меня, мама, на вокзале. Захвати саночки с собой». Ну думаю, привез чего-то сынок. Может муки, або сахару. Время ж было голодное. Поезд пришел. Гляжу я в один конец, в другой. Откуда подлетит мой ясный сокол. А он рядом тянется с костылем. Одной ноги совсем нет. Другая покалечена… Везу его саночках домой, везу и плачу. Плачу от радости, что жив остался сынок…

И вот пришла в Тогучин весна Победы. Вечерами, когда приходил из Новосибирска пассажирский, людно было на вокзале. Встречающих было в десять раз больше, чем приезжающих. Шли на вокзал и те, которые уже давно получили «похоронки». Думали: авось, бумага соврала, а поезд привезет родненького. И привозил иногда…

Тогучинцы рассказывают о женщине, которая двадцать лет ходила на вокзал, чтобы встретить мужа ли, сына ли, а может просто дорогого ей человека. Она была строго и скромно одета. В высокой прическе серебрилась  прядь седых волос. Всегда поднималась на платформу по наружной лестнице, что с каменными шарами на бетонных перилах. Почти никто уже давно не ходит по этой лестнице. Но она поднималась непременно у каменных шаров. Наверное, когда провожала любимого человека, именно здесь были сказаны слова. И говорят, что встретилась все же она со своим дорогим человеком именно на этой лестнице.

Своеобразно, интересно здание нашего вокзала. Вспомним о нем – и представляется два строения. Когда мы приезжаем в Тогучин, идем от поезда к вокзалу, мы видим на фоне недалекого бора широкое одноэтажное здание с надписью вверху Тогучин. Когда же собираемся в дорогу, подходим от Ини к вокзалу – перед нами красуется легкий двухэтажный дом, крыша которого упирается в голубое небо. Смотришь на него, и не хочется надолго покидать родной город.

Кто же и когда построил это здание? Кто сделал этот подарок тогучинцам, вложив в него частицу своего труда, своей жизни? Я пытался найти ответ на этот вопрос в архивных документах. И ничего не получилось. Ни в нашем районном, ни в областном архивах  таких сведений не нашел. Пришлось обратиться к живой памяти земляков.

Осенью 1976 года в очередном очерке о нашем городе не без умысла написал: Все мы любуемся прекрасным зданием нашего вокзала. А кто его строил? На этот вопрос вряд ли кто ответит из тогучинцев. А хорошо, если бы кто ответил. Подробно написал, написал имена строителей».

Прошло несколько дней, и я получил два письма. Тогучинец  Балаганский Яков Николаевич писал: «Мне еще и восемнадцати лет не было, когда я устроился работать курьером. Развозил почту по прорабскому пункту от станции Мурлыткино до Девино. Всю работу видел, как  строилась железная дорога. Старшим прорабом на строительстве вокзала был Колосов Леонид Андреевич, бригадиром каменщиков – Калинин Сергей Васильевич. Он эти круглые каменные шары делал, что на перилах наружной лестницы, и фасад согласно чертежам. Архитектор же был из управления Сибстройпути (г. Новосибирск, ул. Урицкого, 41). Фамилии его я не помню».

А жаль, что не помнит. Ведь архитектор – первое лицо, с которого начинается здание, по его проекту, чертежам оно возводится. Надо искать сведения об архитекторе.

Второе письмо было написано четким ученическим подчерком. Похоже, что бабушка диктовала внучке.

 « Отвечаю Вам на очерки из истории Тогучина. Вы пишите, что вряд ли кто знает, кто строил вокзал. В строительстве вокзала принимала участие моя сестра Анна Ивановна Решедько, каменщик, а я, Решедько Евдокия Ивановна, работала штукатуром- бетонщиком. Это было в 1934 году, а заложен вокзал раньше. У меня есть фотографии строителей. Улица Ломоносова, 20».

Иду на эту улицу, к Евдокии Ивановне. Не знает ли она что-нибудь об архитекторе. Может, он изображен на фотографиях, о которых он пишет. Меня приветливо и очень как-то по-свойски встречает высокая синеглазая женщина. Ни за что не поверишь, что ей перевалило за шестьдесят. Такая бойкая, жизнерадостная. Движения изящны и легки, голос звонкий, приятный.

Она с увлечением рассказывает о своей жизни, работе. Родилась в Славгородской области, жила в деревне, работала в колхозе. В трудном засушливом 33-м году с мужем и сестрой оставила родную деревню. Поехали искать лучших мест. Остановились на стройке дроги Новосибирск – Новокузнецк. Муж работал землекопом. Она же освоила штукатурное дело. Строила вокзал, детский сад, баню. Числилась ударницей, получала грамоты. В речи ее звучит светлая грусть по дорогим дням юности: «И работали много, и отдыхали интересно. Поужинаешь, бывало, и сразу бежишь в клуб на репетицию. Ставили спектакли в Тогучине, а по воскресеньям выезжали к рабочим-грабарям на дорогу». И на фотографии, которую отдала мне Евдокия Ивановна, - участники художественной самодеятельности: Яковлев Боря ( связист), Кудрявцева Маша (воспитательницы детского сада), Щербаков Петя (слесарь), Янченко Ольга ( секретарь комсомола), Решедько Дуся (штукатур). На другом снимке – группа молодых загорелых людей в майках, в спортивных костюмах. Вверху надпись: «Участники первой физкультспартакиады союза ЖДШС. Коллектив ст. Тогучин. 23-25 июля 33 г.». и здесь представлены строители вокзала. В первом ряду первая слева – штукатур Шибких Александра, третья – каменщик Решедько Анна.

Из начальства на стройке вокзала Евдокия Ивановна помнит только тех, с кем каждый день встречалась на работе: бригадира по штукатурным работам Межевого Василия, десятников (строймастеров) Филиппова и Медведева. А насчет архитектора… Она даже не подозревает, что такой был вообще. И нужен ли он.

 «Вот тут недалечко, в переулке Чаплыгина, живет пенсионер Левчук, - говорит она.  – Он тоже строил дорогу. Знает всех начальников. Зайдите к нему».

Левчук Яков Андреевич, коренастый, невысокого роста старикан, чем-то смахивает на былинного богатыря. Встречает меня у ворот, ведет в дом. А дом у него роскошный. Сам когда-то строил. Все предусмотрел и отделал на славу. Не только дом, но и ворота, сараи и колодец.

Хозяин приглашает меня к столу. «Люблю вот так, - говорит он, - за чашкой чаю поговорить с человеком, вспомнить молодые годы». В глазах его, голубых и добрых, засверкали теплые огоньки6 «Дуся верно говорит. Я знаю всех, кто строил вокзал. Старшим прорабом был Колосов Леонид Андреевич. Толковый мужик. И грамоту имел неплохую и свое дело знал. А главное, уважал рабочих, и его люди любили.  Ты уваж рабочего человека, оцени его труд, он всего себя выложит на работе. Он был старший. А просто прорабом там еще работал Лукьянов Иван Михайлович, по прозвищу «Свекровка». Постоянно ворчал на людей. Вот и прозвали мужика Свекровкой. Все ему чего-то не хватало. А ведь работали люди как! Молодежь, бывало, надо было с работы вытаскивать. Не уходили домой парни и после положенных часов. Каждый старался побольше сделать, опередить другого. И не ради денег. Радовало, тянуло людей на то, что большое дело проворачиваем. Дорогу строим. Нет, браток, наша жизнь не зря прошла. Столько добрых дел провернули. И, ей богу, не стыдно теперь пенсию получать…»

Сам Левчук – уроженец Донецкой области. Отец его оттуда переехал в Томск. Яша там учился в школе горпромуча. Затем отец вернулся на Украину. Сыну же приглянулась Сибирь. Учился в Омске в строительном техникуме, в войну работал в Кемерово на заводе. И все же лучше Тогучина не нашел. К тому ж, тут стоят насыпи и выемки, которыми он любуется и теперь. «На стройке я работал по возведению земляного полотна. Целые горы свернули люди одними лопатами. Экскаватор же дали только один на весь участок. Так это когда было? В 1933 – ем. А дорогу начали строить в двадцать девятом».

Хотя и похвалялся Левчук, что он всех строителей вокзала знает, однако архитектора не помнит. И все же след мне указал: «Лет семь назад, - сказал он, - я случайно в Новосибирске встретил Колосова. Он тогда работал в Управлении дороги. Был начальником технического отдела Запсибстроя. Его бы Вам найти. Он непременно помнит и архитектора». Стал я разыскивать Колосова. Написал в Новосибирское адресное бюро. Жду ответа, и мысли  разные приходят. Может, Колосов уже не живет в Новосибирске. Семь лет прошло. И год рождения его в письме я указал наобум – 1905-ый. Вскоре получил лаконичный ответ: На Ваш запрос адресное бюро города Новосибирска сообщает, что гражданин Колосов Леонид Андреевич 1905 года , уроженец села Мокушенское Курганской области, прописан 11 августа 1972 года по адресу: г. Новосибирск, ул. Советская, д.21.кв.20».

Обрадовало меня это сообщение, но еще больше встревожило. Прописан человек пять лет тому назад. Мог уехать из города да не выписаться. Со стариками такое бывает. Как он себя чувствует? Ведь годы немалые – 72. Отправил Колосову письмо с просьбой рассказать о себе, о строителях нашего вокзала, а главное – об архитекторе.

Прошел месяц – ответа нет. Что же делать? Может его фамилия значится в телефонной книжке? Позвонить бы ему. Попросил дежурную междугородней навести справку. Телефонистка уверенно заявила: «Нет такого в Новосибирске. С вас пять копеек за вызов. Зайдите на телеграф – заплатите».

Ну, это она перехватила. Не нашла фамилии человека в книжке и решила, что его нет в городе. Заказал разговор по адресу. Через сутки я вновь у телефона со своими тревогами и надеждами.

-Говорите! – возвещает дежурная, оставляя меня один на один с молчащей трубкой. Только потрескивает, шуршит где-то на линии до далеко-далеко звучит полонез Огинского. На мои просьбы и отзывы не отвечает. Наконец раздается знакомый голосок дежурной.

- Ваше время вышло – кончайте разговор!

- Помилуйте, родная, не было ведь разговора. Не слышал я клиента.

- Минуточку.

В трубке что-то щелкнуло, умолкла вдали музыка, и звонкий, совсем не стариковский голос возвестил: «Здравствуйте Михаил Иванович! Ведь это вы меня из Тогучина вызываете?

- Добрый день, Леонид Андреевич. Именно вас мне хочется слышать.

И поведал мне Колосов о том, будто я его заставил жить заново. Он сидел, как сурок в норе, в своей квартире. Далее поликлиники и магазина никуда не выходил. А теперь он снова входит в Управление дороги, отыскивает своих коллег по прежней работе. Через них нашел доступ к архивным материалам. Он так понимает мою просьбу, что написать должен не только о себе, обо всех, кто был рядом с ним на стройке дороги, вокзала в Тогучине.

Сознание, что я нужен людям, что моим прежним трудом интересуются, придало мне бодрости и силы. Поверьте, на двадцать лет помолодел», - сказал Колосов. Кто был архитектором, он еще не выяснил. Однако напал на верный след. Еще один-два выхода – и вопрос может будет решен.. тогда и письмо он мне напишет. У него есть фотографии, на которых засняты участники строительства железной дороги, Тогучинского вокзала. Беда в том, что эти снимки вклеены в общий альбом, с которым хозяину не хочется расставаться. Там вся его жизнь, работа и приятно человеку иногда полистать альбом, вспомнить молодые годы, свои дела, своих друзей, товарищей по работе. А ведь эти снимки тридцатых годов пригодились бы для нашего районного музея, да и в газете неплохо поместить бы некоторые из них. Что же делать? Иду к редактору нашей газеты.

- Николай Павлович, нельзя ли вашему фотографу доехать до Новосибирска, посмотреть интересный альбом, переснять то, что касается истории нашего города?

Лицо Николая Павловича  светлеет, На доброе дело он отзывчив. Подписывает командировочное удостоверение  Коле Останину.

И вот передо мной десять снимков тридцатых годов, записки, сделанные во время беседы с Колосовым. Он завершил свои поиски, визиты в Управление дороги, узнал много интересного.

Леонид Андреевич рассказал, что здание тогучинского вокзала интересно тем, что средняя его часть не имеет чердачного помещения. Корпус перекрывает деревянный свод, оболочка.

Руководили на стройке в разное время Горшков Иван Андреевич и Лукьянов Иван Михайлович. Конструктивную часть выполнял инженер Каравайников Константин Флегонтович.  В результате визитов к своим товарищам по работе, поисков в материалах архива Сибгипротранса Колосов установил имя архитектора, по проекту которого строилось здание нашего вокзала. Им был Беденков Ефим Михайлович. Это он позаботился, чтобы здание так хорошо вписалось в рельеф местности, в горку, спуск к Ине, было красиво и удобным.

 

Набережная

 

Старожилы рассказывают

Эта работа представляет очерки по истории Тогучина, написанные по рассказам старожилов нашего города. Тогучинские старожилы делятся на исконных жителей этой местности, аборигенов и первых новоселов.

Аборигены

Самыми древними жителями нашего города были Балаганские, Балахнины и Каменевы. О старейших из них – первое слово очерка.

Балаганский Александр Андронович  живет по улице имени Ленина 30. Утверждает, что  деды и прадеды его жили в Тогучине, на этой        же улице, с старой Деревне.. Так издавна назывался этот поселок.

 «Дед мне сказывал, - вспоминает Александр Андронович, - что начало Старой Деревни пошло от четырех братьев Балаганских: Николая, Романа, Федора и Василия.  Они, будто бы, были сосланы сюда из Симбирской губернии».

Может, это о них в списке населенных мест «Сибирского края» указано: «Маленькая заимка появилась в 1600 году на правом берегу Ини при впадении в нее речки Тогучинки».

В первую мировую войну А.А.Балаганский два года был на фронте.

«У озера Нарочь травил нас немец газами, -  рассказывает он. – Надышался я этой пакости. Здоровье вовсе потерял. Отдышка одолевает, слабость. Пропал мужик. Демобилизовался. Врачи сказали: «Коли не будешь пить и курить – еще два года протянешь…» А вылечил меня Куц Федор Мосеевич. Тот, что мельницу на Тогучинке держал. Башковитый был мужик. В чужих краях, говорит, ты силу потерял. Родная земля вернет ее тебе. Пей, говорит, настойку травы горицвета и побегов сосны. Заваривай в горшке все это и пей. Стал пить. И, правда, Тогучинская земля своими соками силу вернула. Отошел. 78-ой с октября начал. На здоровье не обижаюсь. Правда, не курю. А водочки, бывает, по случаю косушку приму».

Образование у Александра Андроновича самое малое. Три класса когда-то окончил. Жил он в своем бедняцком хозяйстве и не подозревал, какие должности его ожидают, как станет бросать его жизнь из конца в конец нашего района…

В 1931 году вступил в колхоз имени Ворошилова. Вскоре  избрали председателем колхоза. С этого все и началось. В райкоме партии заметили у товарища способности руководителя. Стали направлять его туда, где получался прорыв, где дело не ладилось. Пять лет был он председателем колхоза в поселке Инском, три года – председателем сельпо в Сурково, два года – председателем Борцовского сельсовета и три года на той же должности в Соломатово. В этой же деревне был председателем сельпо. А потом председателем колхоза в Голомыскино. И везде он, коммунист, честно выполнял то, что предписывали в райкоме партии. Заведовал он хозяйством на пенькозаводе, работал в горкомхозе. Так было, пока не ушел на пенсию.

Человек он, как видите, бывалый. О прошлом Тогучина знает много интересного и охотно об этом рассказывает. Может не только назвать по имени и отчеству всех жителей Старой Деревни, скажем, в 1906 году, но и описать, кто какое хозяйство имел, чем отличался  по характеру. За кем какие истории числились.

Балахнин Михаил Иванович – один из старейших из этой фамилии. Ему 75. Считает, что Балахнины – «исконивешние». На правом берегу Тогучинки, недалеко от впадения ее в Иню, жили его деды и прадеды. И он здесь живет, по ул. Центральной, 19. Отец его был ямщиком. Возил товары тогучинских и томских  купцов по тракту Томск – Барнаул. Сам Михаил Иванович имел бедняцкое хозяйство. В 1931 году вступил в колхоз. Выполнял там разные работы.

 «Больше всего с лошадьми приходилось вожжаться, - говорит он.  - Приглядывал за ними и работал на них». Из Тогучина на длительное время выезжал лишь один раз – три года был на войне в Отечественную. Нигде он не учился, даже читать не умеет. А жизнь тогучинцев в прошлом знает хорошо и рассказывает о ней интересно.

Каменев Илларион Яковлевич.  Ему уже 81. Жили Каменевы на левом берегу Ини за речушкой Березовкой. В 1906 году там насчитывалось десять дворов. И все – Каменевы. Илларион Яковлевич утверждает, что его предки жили здесь же, были «исконивешними», считались ясачными. Ясачными были и Балаганские, живущие на правом берегу Березовки. Эту деревню в старину так и называли – Ясачная.

А что такое ясак? Что за люди ясачные? Ясак известен еще с 16 века как подать, собиравшаяся в пользу российского государства с нерусских народов Поволжья и Сибири. Плательщиков этой подати называли ясачными людьми. Из этого следует, что Каменевы были нерусскими. Они и сами говорят, что их предки были татарами. Хотя в настоящее время они не знают ни татарской речи, ни магометанского вероисповедывания.

Жизнь И.Я.Каменева небогата событиями. В молодости батрачил  у Каменева Андрея Михайловича. Потом имел свое середняцкое хозяйство. А когда в 1931 году в Тогучине прошла железная дорога, его дом снесли. (живет теперь Каменев по улице Чайковского, 18). И сам хозяин пошел работать конюхом на железную дорогу. Последние 20 лет конюшил в средней школе №51. Образования не имеет, хотя читает и пишет довольно хорошо. Но лучше всего он знает о жизни тогучинцев в прошлом и рассказывает об этом хорошо.

Первыми новоселами Тогучина были переселенцы из Тамбовской губернии и с Украины. Украинцы стали заселять наш город в 1905 году, а тамбовцы – в 1907 г., когда началось плановое переселение в Сибирь из западных губерний Российской империи.

Украинцы облюбовали себе место на правом берегу Тогучинки, а тамбовцы – на левом берегу Ини, южнее ясачных, на теперешней Колхозной улице.

Старейшим из украинских переселенцев является Евтушенко Дмитрий Ефимович. Ему 84 года. Живет по улице Боровлянской, 33. Жизнь его богата интересными событиями и могла бы составить самостоятельную историю, достойную описания. Отец Дмитрия приехал в Тогучин из Полтавской губернии. Семья была большой – одиннадцать душ. Дед Савелий, мать, отец, пять братьев, две сестры. Дмитрию пришлось пойти батрачить. Жил в работниках у своих земляков – Колоденского, Гречки, Тимченко и Дворянидова. Школьного образования не имел. Самоучкой одолел чтение и письмо. Да и к чему было батраку учение? Однако и малограмотного, но способного человека революция выдвинула на большие дела.

Евтушенко служил в Красной Гвардии. В 1918 году был комиссаром станции Кольчугино (теперь Ленинск – Кузнецкий). А когда белогвардейцы разгромили Кольчугинский Совет, Евтушенко был арестован и отправлен в Томскую тюрьму. Расстрел грозил комиссару. Выручила его телеграфистка станции Кольчугино Эмилия Викентьевна. Были у нее добрые чувства к комиссару. В нужный момент она уничтожила копии телеграмм за подписью Евтушенко.

 «А телеграммы были разные – вспоминает Дмитрий Ефимович. -  Того снять с работы как разгильдяя. Того расстрелять, как контру. Время крутое было. За одну такую телеграмму мне бы 9 грамм влепили в лоб беляки. А тут отпустили «за неимением улик» Ушел в подполье. А Эмилия стала моей женой».

В 20-30 годы Евтушенко был активным организатором и руководителем. В 1926 году он, самоучка, долгое время был заведующим районо. О его делах в районо и теперь можно посмотреть документы в музее первой Тогучинской восьмилетней школы. С 1928 по 1939 год был членом райисполкома Гутовского, Вассинского, а затем Тогучинского. При переезде райисполкома из Вассино в Тогучин (1931 год) Евтушенко руководил строительством соц.городка в бору. Под его руководством построены не только те старые домики, что и теперь частично сохранились на ул. Садовой, но и двухэтажное здание райисполкома, в котором теперь располагается ШРМ (школа рабочей молодежи) и ГПТУ – 9.

Фетисов Павел Иванович представляет переселенцев из Тамбовской губернии. Отец его с семьей приехал в Тогучин в 1907 году. Принимал активное участие в борьбе против колчаковцев и был расстрелян белогвардейцами в 1919 году. Павлу тогда было 12 лет. Он хорошо помнит события того грозного времени., интересно рассказывает о них. В 1926 году Павел вступил в комсомол. В 1929 году – он в

C 1918расной Армии на Дальнем Востоке. Принимает участие в боях при конфликте на КВЖД. Затем служил на пограничной заставе старшиной. Вернувшись из армии, поступил на Тогучинский ремзавод. Был сначала токарем, потом мастером механического цеха. И везде – в армии, на заводе – он, комсомолец, а затем коммунист, честно выполнял свои обязанности, шел в передовых рядах строителей новой жизни. Фетисов хорошо знает каждого жителя родной Тамбовки. Рассказывает о своих земляках интересно, с увлечением.

Семендилов Георгий Иосифович – один из тех, кто приехал в Тогучин из Белоруссии. Ему 74 года. В 1907 году его отец с тремя сыновьями приехал в Сибирь из Витебской губернии. Около десяти лет жили недалеко от Томска, приглядывались, искали лучшего места. И, наконец, поселились в Тогучине на теперешней Школьной улице, где и сейчас живет Георгий Иосифович.

C 1918 по 1922 годы он служил в Красной Армии, принимал участие в гражданской войне. В тридцатом году вступил в колхоз. Работал там. Делал все, что приходилось. Потом избрали в правление сельпо. Стал продавцом. Затем пошли более важные дела. Руководил постройкой первой шоссейной дороги в Тогучинском районе. Той самой, что идет из Тогучина в Киик. Не имея никакого школьного образования, он на этой стройке вел изыскательные работы и был главным техником. И дорога-то неплохая была. Правда, в последнее время мы ее запустили. А когда-то ею любовались

Перед уходом на пенсию Георгий Иосифович долгое время заведовал хозяйством в Тогучинской районной больнице. Он хорошо знает о жизни о жизни тогучинцев в годы нэпа, в годы создания первых     предприятий в нашем городе.

Старожилов, о которых я рассказывал, считаю своими соавторами. По их рассказам, воспоминаниями будут написаны последующие очерки из истории нашего города.

Бугры

Из первого очерка можно было заключить, что древнейшим поселением на территории нашего города была старая Деревня, располагавшаяся на теперешней улице Ленина. Однако, это не совсем так. Более древнее поселение -  севернее двух озер. Теперь там – левая сторона Заводской улицы, здание плодоовощного комбината. Это место издавна называлось Буграми. Я помню, что здесь, влево от дороги на Инской, были небольшие холмики. Эти холмики, или бугры – остатки жилищ древнейших поселенцев на территории нашего города. Старожилы рассказывают, что находили в этих буграх старую посуду, топоры, ножи и даже древнее оружие. Считают, что люди здесь жили лет 700 тому назад. Место тут было привольное. В лесу водились звери. Люди охотились на них. В озерах и речке Ине в изобилии было рыбы. По реке люди на лодках выезжали на обские просторы. Продавали пушного зверя заезжим с моря купцам.

Старожилы говорят, что эти люди были темнокожими, имели свои обычаи. Умерших сородичей они хоронили по особенному. В большую яму сажали покойника, прислонив спиной к стенке могилы. Перед ним ставили посуду с пищей, чтобы он был сыт. Клали оружие, чтобы защищался от врагов.

А.А.Балаганский рассказывает: «Жил у нас в старой Деревне старик – Балахнин Матвей Михалыч. Сто лет прожил. Помер перед войной. Шебутной был такой. Всяко дело начинал с курева. Придет к нему сосед за топором ли, за вилами, а он сначала закурит и только потом выдаст или откажет. Шел однажды он на охоту. Возле Бугров чует: земля , вроде, покачнулась под ним. Притопнул сильнее. Провалился в яму. Темно и просторно в ней. Надо бы выбираться, а он закуривать начал. Зажег спичку, видит: перед ним сидит скелет. А на дне ямы мужик нашел посуду – вроде миски, ножик или кинжал».

Заметили однажды бугряне, что в лесу появилось белое дерево. Береза стала расти. И так решили они: пришло белое дерево на берега Ини, значит придут и белые люди.. Силы небесные отдали берега Ини белым людям. Им же, бугрянам, надо уходить туда, где нет белого дерева. И ушли они далеко на север. Оставили на память о себе остатки своих жилищ – бугры.

Совершенно об ином говорится во второй легенде.

С верховьев Ини, с востока, пришли воинственные и жестокие люди. Они предложили бугрянам покинуть родные места. Но не захотели бугряне оставлять обжитые места. Выступили на защиту своего поселения. Все, кто мог носить оружие, шел на врага. Большая битва была на тех холмах, что стоят над Иней. В неравном бою погибли все воины бугрян. Узнали об этом женщины, старики и дети, которые находились в селении. И не захотели они покидать родные озера, берега Ини, на которых сложили головы их сородичи. Они стали сжигать себя вместе с жилищами, чтобы ничего не досталось врагу. Обрушивались постройки и погибали под ними. На месте же сгоревших и разрушенных жилищ бугрян остались бугры.  Память о тех людях, память о большой любви их к родному краю.

Какая из этих легенд верна? Что за люди здесь жили? На эти вопросы может дать ответы только Тогучинская земля. Она скрывает в себе эти секреты. Она может и раскрыть их.

Тогучин, 1904 год

В.И.Ленин в своей работе «Развитие капитализма в России» отмечает, что в конце 19 века 39,4 процента крестьянских дворов Сибири имели 6,2 процента всей запашки и 7,1 процент скота, а 36,4 процента крепких крестьянских хозяйств с пятью и более рабочими лошадьми владели 73 процентами земли.

То, что было у нас в Тогучине, являлось иллюстрацией указанных выводов. Такие тогучинские тузы, как Балаганские: Флегонт, его брат Александр, купец Андрей, имели каждый свыше десятка рабочих лошадей, а их однофамильцы Яков, Евтифей, Еремей и ряд других имели свыше пяти рабочих лошадей, десятки коров. Добрая же половина тогучинцев имела только по 1-2 лошади.

Александр Андронович вспоминает: «Стародеревенец Яков Степанович жил в работниках у своего однофамильца Балаганского Еремея. Женился будучи работником. Хозяин оказал ему такую милость: справил свадьбу своему батраку. Только боком вышла эта милость. Целый год потом он вместе с женой отрабатывал хозяину, чтобы покрыть расходы на свадьбу».

Царское  правительство взимало с крестьян подушный налог. Одинаковую сумму налога вносил Балаганский Флегонт, который имел 28 лошадей, и Андрон Степанович, у которого было две лошади. Появление  нового ребенка в семье  бедняка не было радостью. Надо было одевать, кормить его да и платить за него налог.

Старожилы рассказывают, что почти все коренные сибиряки имели самовары. Как не беден  мужик, а на самовар все же собьется, купит. Без самовара и хозяин не хозяин. И теперь коренной  сибиряк, приглашая вас к столу, обязательно скажет: «Садитесь с нами чай пить», хотя на столе будет и многое другое, кроме чая.

М.И.Балахнин рассказывает: «Ежели мужик вовремя не вносил налог, земский отбирал у него самовар. Земский – это ж большой начальник был. В тюрьму мог мужика посадить, имущество отобрать. Мы этих земских самоварниками называли. Как появится  он в деревне – беднота прячет самовары.

Александр Андронович вспоминает: «Отец мой пробыл полгода на японской войне. За это время накопилось налогу 42 рубля 50 копеек. А где такие деньги взять? Не станешь же коня продавать. Дело было в декабре. Снял меня отец со школы. Поехали мы с ним на Чебулу. Дрова для паровозов заготавливать. Деньги зарабатывать на налог. Долго там работали, больше месяца. Мальчонка я был тогда. Однако пилить дрова  отцу помогал. А когда ехали из Чебулы домой, проезжали то место, где теперь поселок Серединка. Видели там пять подвод. На Томском тракте. На каждой подводе два человека в черных шинелях и черных шапках, солдат с винтовкой и извозчик. Отец сказал: «Политических в Барнаул везут».

Приближение революционной грозы чувствовалось в этом году не только на больших дорогах. В окрестностях Тогучина проживало до восьми беглых каторжан. Их называли «бродягами».  Они не заходили в дома местных жителей. Хозяин, приютивший «бродягу» на ночлег, привлекался  к уголовной ответственности. Ночевали «бродяги» в банях, в полевых станах. Старожилы рассказывают, что это были хорошие  люди, честные и добрые. Никогда ничего не брали на стане без разрешения хозяев. Ловили рыбу, носили продавать ее  в поселки. Александр Андронович рассказывал: «Мы пахали на теперешних инских полях. Избушка там у нас была, стан. Приезжаем как-то  с отцом на пашню. А там, около нашей избушки, «бродяги» варят рыбу. Человек пять. Одного звали Иван Червяк. Высокий, красивый был, с рыжей бородкой. Стал он умываться, снял рубашку, а вся его спина в красных рубцах. Отец спросил:

- Отчего, паря, спина попорчена?

- От царской березовой каши, - ответил Иван. А потом надел рубаху, сел на чурбан и так сказал:

- Настанет время… За эти рубцы, за наше бродяжничество царь получит сполна. Отплатит ему за все народ.

Какими помнят и представляют старожилы Тогучин 1904 года?  До приезда сюда  первых новоселов с Украины, из Тамовской губернии, Белоруссии.

Правда, лет нашим старожилам было тогда  немного. Балаганскому А.А. – 8, БалахнинуМ.И. – 6, Каменеву И.Я. – 12. Назовем еще одного старожила – Герасима Яковлевича Балахнина. Он живет на Октябрьской улице. Недалеко от магазина «Зорька2. Ему в 1904 году шел семнадцатый. Детская и юношеская память этих людей  зацепила много интересного из того далекого времени, донесла до наших дней. Таков уж человек: родное не забывает, проносит через всю жизнь.

Итак, представим Тогучин таким, каким запомнили его старожилы в 1904 году. Пройдем по всем трем поселкам. Начнем наше путешествие с поселка на правом берегу Тогучинки при впадении ее в Иню.  Этот поселок – Тогучин изначальный. Назван Тогучином потому, что расположен на берегу речки Тогучинка. Отсюда это название затем перешло на Старую Деревню и за Иню, на Ясачную. Пойдем от Ини по единственной улице поселка. Справа крайний, на отшибе к Тогучинке, дом мельника Предина Михаила Егоровича. Еще четыре дома стояли справа. И семь – слева. Из них восемь домов принадлежали Балахниным и три дома – Балаганским. Дома разные. Есть неказистые избенки, вроде той, что на подворье Ивана Александровича Балахнина. Хата-пятистеничек, амбарушка да стайка прилеплена к ней, просто навес, на котором стогом лежит сено. А под навесом – корова и лошадка. Вот и все строения., все хозяйство мужика. Ворота, сколоченные из жердей, закрывают двор.

Теперь посмотрим на пятый двор слева – подворье Балаганского Александра Егоровича. Крестовый дом распузатился широко и властно.  Высокие тесовые ворота и заплот закрывают надворные постройки от постороннего глаза. Но если бы мы заглянули во двор, то увидели бы там три амбара, хомутную, хозяйственную избушку, баню по белому, завозни, сараи.

М.И.Балахнин вспоминает: «Справный был хозяин. Двух работников годовалых держал. От Петрова до Петрова дня. И бродяга у него жил Степан Иванович. Тоже работал. В бане ночевал. В избу не заходил, бродяге не положено. Я тоже в молодости два года отмантулил у Егорыча».

Справно жил и брат Александра – Флегонт Егорович. Дом его стоял через улицу от брата. Флегонт имел 12 запряжных лошадей, 16 кобыл, породистого жеребца, десятки коров. И тоже держал работников. Своих рук не хватало на такое хозяйство.

Слева, за огородами, темнели кресты двух кладбищ. Ближе к Ине – Балаганских. А чуть повыше – Балахниных. А так как Балаганские были богатыми, то мужики говаривали: «И на тот свет они не хотят идти вместе с нами, голытьбой».

Прошли мы улицу. Слева, у березового леса, что раскинулся до самого горизонта, стоял большой амбар-мангазей. Что это за постройка – узнаем позже. А пока перейдем по мостику через Тогучинку. Он был левее от теперешнего и ближе к Старой Деревне. За эти 80 лет Тогучинка сдвинулась на северо-запад. На мосту – бревенчатый настил, поверх которого набросан хворост. Когда ехали по мосту на телеге, она вела такой разговор, что зуб на зуб не попадал. Вода в Тогучинке подходила к самому мосту. Речка наша тогда была многоводной. Да и мельничная плотина здесь сдерживала воды Тогучинки. С моста направо мы видим мельницу, любуемся широким плесом воды. Ребятишки с удочками, свесив в воду босые ноги, сидят по берегу. И часто можно было видеть, как то тут, то там блеснет в воздухе чебак, язь, а то и щуренок. Рыбы немало водилось тогда в нашей воде. Заботились люди о речке, и она в благодарность людям  рыбой щедро платила. Не ездили тогучинцы в Киик, не ходили за пяднадцать верст на рыбалку. Ведь и техники не было. Топор, лопата да пила и помогали человеку. А заботились люди о реке и сдерживали ее воды, держали в порядке плотины. Стыдно говорить, но нельзя не сказать, что мы с нашими бульдозерами, экскаваторами, мощными самосвалами вот уже несколько лет пытаемся, но никак не можем удержать плотину на тогучинке, сохранить воды нашей речки. Она уже  превращается в грязную канаву. Не течет, а плачет, просит, чтобы люди позаботились о ней. Не будем же равнодушны к ее слезам.

Теперь пойдем в Старую Деревню. Она беспорядочно раскидалась домами, в середине раздвинулась, загнулась к Ине. Двадцать шесть дворов стояло там, где теперь проходит Ленинская улица. Из них 16 принадлежало Балаганским. Они здесь были самые коренные и многозначительные жители. В четырех дворах жили Дворянидовы, в двух – Шерстобоевы, а в двух – Макаровы, остальные два двора принадлежали соответственно Турбину и Балахнину.

Слишком богатых в старой Деревне не отмечалось правда, Яков Николаевич Балаганский имел мельницу-мутовку на Тогучинке, владел большим домом, которого хватало и для семьи, и для трехклассной школы. Учительницей в этой школе работала Апполинария Яковлевна. Была она из Гутово. Фамилии ее старожилы не помнят. Это была первая школа в Тогучине. Дом Балаганского свезен на поселок Семеновский. Находился он там, где теперь стоит дом № 26 по улице Ленина.

Зажиточней других был и Евтифей Мелентьевич Балаганский. Он тоже имел мельницу-мутовку на Тогучинке. Мутовки были расположены выше теперешнего моста через Тогучинку, что в начале Садовой улицы. Кладбище стародеревенцев было на месте тепершней поликлиники. Старая Деревня и Тогучин – на речке Тогучинка имели своего старосту и писаря. Общие дела двух этих поселков решались на сходках. Волость же находилась в Гутово, но называлась Кайлинской. (из Кайлов когда-то была переведена в Гутово). Это название сохранилось до 1917 года.

Из Старой Деревни пойдем за Иню. Деревня за Иней называлась Ясачной. Там жили ясачные Балаганские и Каменевы. Мост через Иню находился примерно там, где и теперь временный мостик. Как прейдешь его и поднимешься к переезду, тут и начинались дом Балаганских. Двенадцать дворов принадлежало им. За речушкой Березовкой десять дворов имели Каменевы, три двора Борцовы, один – Аксиньин Григорий Петрович. Причем Борцовы, Сергеев и Аксиньин не были ясачными. Считались заводскими, т.к. были приписаны к Салаирским рудникам.

Двор двору – рознь.  Вот у Андрея Николаевича Балаганского – крестовый дом, амбары, завозни. Лавку держал хозяин. Обозы по 60 подвод, груженных мясом, в Томск отправлял. Из Томска же на тех подводах везли в Тогучин соль, ситец, сахар, спички, косы, серпы и топоры. Два работника держал купец.

И.Я.Каменев утверждает, что Каменевы все жили справно. А слишком богатых не было. Однако, он же говорит, что в молодости батрачил у Андрея Михайловича. Стало быть, этот Андрей Михайлович жил богаче Якова, отца Иллариона.

Кладбище Балаганских находилось у берега Ини на месте бывшего железнодорожного депо. А далее от кладбища до самой речки Кудельки, до теперешней птицефабрики густым сплошняком стоял лес.  Редко где попадалась сосна, а более все шла береза, высокая, стройная, белая.

Кладбище Каменевых было на взгорье за Березовкой, к лесу.

Ясачные имели старосту и писаря, один мангазей. А когда-то, говорят, у них была и своя волость. Волостной дом стоял на месте теперешнего угольного склада. Затем же, когда из Кайлов волость была переведена в Гутово, все тогучинцы были приписаны к Гутовской волости.

Из сказанного известно, что тогучинцы имели два мангазея. Мангазей – это общественный амбар. В него засыпали хлеб жители двух поселков, как было в Тогучине, или одного села. На сходке, обычно осенью, принимали решение: засыпать в мангазеи по 3-5 пудов со двора. В зависимости от урожая и прежних запасов, которые хранились в мангазее. Выдавалось зерно из мангазея опять же по решению общего собрания тем, кто пострадал от пожара, наводнения, нападения волков и т.д. Выдавал зерно выборный, его выбирали на сходке. Он же присматривал за амбаром. На амбаре висел большой замок. Ключ находился у выборного. Сторожа у амбара не было. И старожилы не помнят случая кражи зерна из мангазея. Балахнин М.И. вспоминает: «Люди не шкодили. Бродяги и те не трогали чужое.  Зверь шкодил. У Флегонта Егорьевича Балаганского было 30 коз. Однажды по осени забрался к нему в загородку волк. 29 зарезал а одного унес в лес».

На Тогучинке было две мельницы-мутовки. Так это же одна амбарушка да жернова с лопастями – мутовкой. Никто там постоянно не находился. С вечера зачыпали зерно в специальный ящик (кош), а утром приходили за мукой. И не было случаев кражи зерна или муки.